Неточные совпадения
Уподобив себя вечным должникам, находящимся во власти вечных кредиторов, они рассудили, что на
свете бывают всякие кредиторы: и разумные и неразумные. Разумный кредитор помогает должнику
выйти из стесненных обстоятельств и
в вознаграждение за свою разумность получает свой долг. Неразумный кредитор сажает должника
в острог или непрерывно сечет его и
в вознаграждение не получает ничего. Рассудив таким образом, глуповцы стали ждать, не сделаются ли все кредиторы разумными? И ждут до сего дня.
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения
в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не
вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.
Дорогой,
в вагоне, он разговаривал с соседями о политике, о новых железных дорогах, и, так же как
в Москве, его одолевала путаница понятий, недовольство собой, стыд пред чем-то; но когда он
вышел на своей станции, узнал кривого кучера Игната с поднятым воротником кафтана, когда увидал
в неярком
свете, падающем из окон станции, свои ковровые сани, своих лошадей с подвязанными хвостами,
в сбруе с кольцами и мохрами, когда кучер Игнат, еще
в то время как укладывались, рассказал ему деревенские новости, о приходе рядчика и о том, что отелилась Пава, — он почувствовал, что понемногу путаница разъясняется, и стыд и недовольство собой проходят.
Выйдя очень молодым блестящим офицером из школы, он сразу попал
в колею богатых петербургских военных. Хотя он и ездил изредка
в петербургский
свет, все любовные интересы его были вне
света.
Разве не молодость было то чувство, которое он испытывал теперь, когда,
выйдя с другой стороны опять на край леса, он увидел на ярком
свете косых лучей солнца грациозную фигуру Вареньки,
в желтом платье и с корзинкой шедшей легким шагом мимо ствола старой березы, и когда это впечатление вида Вареньки слилось
в одно с поразившим его своею красотой видом облитого косыми лучами желтеющего овсяного поля и за полем далекого старого леса, испещренного желтизною, тающего
в синей дали?
Но и Натали, только что показалась
в свет,
вышла замуж за дипломата Львова.
«Да нынче что? Четвертый абонемент… Егор с женою там и мать, вероятно. Это значит — весь Петербург там. Теперь она вошла, сняла шубку и
вышла на
свет. Тушкевич, Яшвин, княжна Варвара… — представлял он себе — Что ж я-то? Или я боюсь или передал покровительство над ней Тушкевичу? Как ни смотри — глупо, глупо… И зачем она ставит меня
в это положение?» сказал он, махнув рукой.
Дверь 12-го нумера была полуотворена, и оттуда,
в полосе
света,
выходил густой дым дурного и слабого табаку, и слышался незнакомый Левину голос; но Левин тотчас же узнал, что брат тут; он услыхал его покашливанье.
Известно, что есть много на
свете таких лиц, над отделкою которых натура недолго мудрила, не употребляла никаких мелких инструментов, как-то: напильников, буравчиков и прочего, но просто рубила со своего плеча: хватила топором раз —
вышел нос, хватила
в другой —
вышли губы, большим сверлом ковырнула глаза и, не обскобливши, пустила на
свет, сказавши: «Живет!» Такой же самый крепкий и на диво стаченный образ был у Собакевича: держал он его более вниз, чем вверх, шеей не ворочал вовсе и
в силу такого неповорота редко глядел на того, с которым говорил, но всегда или на угол печки, или на дверь.
Слишком сильные чувства не отражались
в чертах лица его, но
в глазах был виден ум; опытностию и познанием
света была проникнута речь его, и гостю было приятно его слушать; приветливая и говорливая хозяйка славилась хлебосольством; навстречу
выходили две миловидные дочки, обе белокурые и свежие, как розы; выбегал сын, разбитной мальчишка, и целовался со всеми, мало обращая внимания на то, рад ли или не рад был этому гость.
Да не покажется читателю странным, что обе дамы были не согласны между собою
в том, что видели почти
в одно и то же время. Есть, точно, на
свете много таких вещей, которые имеют уже такое свойство: если на них взглянет одна дама, они
выйдут совершенно белые, а взглянет другая,
выйдут красные, красные, как брусника.
Едва Грэй вступил
в полосу дымного
света, как Меннерс, почтительно кланяясь,
вышел из-за своего прикрытия. Он сразу угадал
в Грэе настоящего капитана — разряд гостей, редко им виденных. Грэй спросил рома. Накрыв стол пожелтевшей
в суете людской скатертью, Меннерс принес бутылку, лизнув предварительно языком кончик отклеившейся этикетки. Затем он вернулся за стойку, поглядывая внимательно то на Грэя, то на тарелку, с которой отдирал ногтем что-то присохшее.
Раскольников почувствовал и понял
в эту минуту, раз навсегда, что Соня теперь с ним навеки и пойдет за ним хоть на край
света, куда бы ему ни
вышла судьба.
Самгин мог бы сравнить себя с фонарем на площади: из улиц торопливо
выходят, выбегают люди; попадая
в круг его
света, они покричат немножко, затем исчезают, показав ему свое ничтожество. Они уже не приносят ничего нового, интересного, а только оживляют
в памяти знакомое, вычитанное из книг, подслушанное
в жизни. Но убийство министра было неожиданностью, смутившей его, — он, конечно, отнесся к этому факту отрицательно, однако не представлял, как он будет говорить о нем.
Вышли в коридор, остановились
в углу около большого шкафа, высоко
в стене было вырезано квадратное окно, из него на двери шкафа падал
свет и отчетливо был слышен голос Ловцова...
Поцеловав его
в лоб, она исчезла, и, хотя это
вышло у нее как-то внезапно, Самгин был доволен, что она ушла. Он закурил папиросу и погасил огонь; на пол легла мутная полоса
света от фонаря и темный крест рамы; вещи сомкнулись;
в комнате стало тесней, теплей. За окном влажно вздыхал ветер, падал густой снег, город был не слышен, точно глубокой ночью.
Мутный
свет обнаруживал грязноватые облака; завыл гудок паровой мельницы, ему ответил свист лесопилки за рекою, потом засвистело на заводе патоки и крахмала, на спичечной фабрике, а по улице уже звучали шаги людей. Все было так привычно, знакомо и успокаивало, а обыск — точно сновидение или нелепый анекдот, вроде рассказанного Иноковым. На крыльцо флигеля
вышла горничная
в белом, похожая на мешок муки, и сказала, глядя
в небо...
Потом лицо ее наполнялось постепенно сознанием;
в каждую черту пробирался луч мысли, догадки, и вдруг все лицо озарилось сознанием… Солнце так же иногда,
выходя из-за облака, понемногу освещает один куст, другой, кровлю и вдруг обольет
светом целый пейзаж. Она уже знала мысль Обломова.
Обломов был
в том состоянии, когда человек только что проводил глазами закатившееся летнее солнце и наслаждается его румяными следами, не отрывая взгляда от зари, не оборачиваясь назад, откуда
выходит ночь, думая только о возвращении назавтра тепла и
света.
«Правда и
свет, сказал он, — думала она, идучи, — где же вы? Там ли, где он говорит, куда влечет меня… сердце? И сердце ли это? И ужели я резонерка? Или правда здесь!..» — говорила она,
выходя в поле и подходя к часовне.
Кричал же Бьоринг на Анну Андреевну, которая
вышла было тоже
в коридор за князем; он ей грозил и, кажется, топал ногами — одним словом, сказался грубый солдат-немец, несмотря на весь «свой высший
свет».
Это не так просто у них
в высшем
свете делается, и это невозможно, чтоб так просто — взяла да и
вышла замуж…
Минуты через три зазвенело железо, дверь калитки отворилась, и из темноты
в свет фонаря
вышел старшой
в шинели
в накидку и спросил, чтò нужно.
— Видишь, Надя, какое дело
выходит, — заговорил старик, — не сидел бы я, да и не думал, как добыть деньги, если бы мое время не ушло. Старые друзья-приятели кто разорился, кто на том
свете, а новых трудно наживать. Прежде стоило рукой повести Василию Бахареву, и за капиталом дело бы не стало, а теперь… Не знаю вот, что еще
в банке скажут: может, и поверят. А если не поверят, тогда придется обратиться к Ляховскому.
По дороге к Ивану пришлось ему проходить мимо дома,
в котором квартировала Катерина Ивановна.
В окнах был
свет. Он вдруг остановился и решил войти. Катерину Ивановну он не видал уже более недели. Но ему теперь пришло на ум, что Иван может быть сейчас у ней, особенно накануне такого дня. Позвонив и войдя на лестницу, тускло освещенную китайским фонарем, он увидал спускавшегося сверху человека,
в котором, поравнявшись, узнал брата. Тот, стало быть,
выходил уже от Катерины Ивановны.
Ночь была хотя и темная, но благодаря выпавшему снегу можно было кое-что рассмотреть. Во всех избах топились печи. Беловатый дым струйками
выходил из труб и спокойно подымался кверху. Вся деревня курилась. Из окон домов
свет выходил на улицу и освещал сугробы.
В другой стороне, «на задах», около ручья, виднелся огонь. Я догадался, что это бивак Дерсу, и направился прямо туда. Гольд сидел у костра и о чем-то думал.
Я
вышел из накуренных комнат на балкон. Ночь была ясная и светлая. Я смотрел на пруд, залитый лунным
светом, и на старый дворец на острове. Потом сел
в лодку и тихо отплыл от берега на середину пруда. Мне был виден наш дом, балкон, освещенные окна, за которыми играли
в карты… Определенных мыслей не помню.
Умный старик понимал, что попрежнему девушку воспитывать нельзя, а отпустить ее
в гимназию не было сил. Ведь только и
свету было
в окне, что одна Устенька. Да и она тосковать будет
в чужом городе. Думал-думал старик, и ничего не
выходило; советовался кое с кем из посторонних — тоже не лучше. Один совет — отправить Устеньку
в гимназию. Легко сказать, когда до Екатеринбурга больше четырехсот верст! Выручил старика из затруднения неожиданный и странный случай.
Спокойно посмотрев на сестру своими странными глазами, Харитина молча ушла
в переднюю, молча оделась и молча
вышла на улицу, где ее ждал свой собственный рысак. Она ехала и горько улыбалась. Вот и дождалась награды за свою жалость. «Что же, на
свете всегда так бывает», — философствовала она, пряча нос
в новый соболий воротник.
Настоящая мистика претендует на верховное значение, ее нельзя загнать
в темный угол и запретить ей из него
выходить на
свет Божий.
Когда Микрюков отправился
в свою половину, где спали его жена и дети, я
вышел на улицу. Была очень тихая, звездная ночь. Стучал сторож, где-то вблизи журчал ручей. Я долго стоял и смотрел то на небо, то на избы, и мне казалось каким-то чудом, что я нахожусь за десять тысяч верст от дому, где-то
в Палеве,
в этом конце
света, где не помнят дней недели, да и едва ли нужно помнить, так как здесь решительно всё равно — среда сегодня или четверг…
— Нет, — задумчиво ответил старик, — ничего бы не
вышло. Впрочем, я думаю, что вообще на известной душевной глубине впечатления от цветов и от звуков откладываются уже, как однородные. Мы говорим: он видит все
в розовом
свете. Это значит, что человек настроен радостно. То же настроение может быть вызвано известным сочетанием звуков. Вообще звуки и цвета являются символами одинаковых душевных движений.
Уже под самый конец Таисья рассказала про Макара Горбатого, как он зажил
в отцовском даме большаком, как
вышел солдат Артем из службы и как забитая
в семье Татьяна увидала
свет.
Пусть за своего хохла
выходит, а
в больших туляцких семьях снох со
свету сживают свекрови да золовки.
Абрамовна
вышла из его комнаты с белым салатником,
в котором растаял весь лед, приготовленный для компрессов. Возвращаясь с новым льдом через гостиную, она подошла к столу и задула догоравшую свечу.
Свет был здесь не нужен. Он только мог мешать крепкому сну Ольги Сергеевны и Софи, приютившихся
в теплых уголках мягкого плюшевого дивана.
Доктор пойдет
в город, и куда бы он ни шел, все ему смотрительский дом на дороге
выйдет. Забежит на минутку, все, говорит, некогда, все торопится, да и просидит битый час против работающей Женни, рассказывая ей, как многим худо живется на белом
свете и как им могло бы житься совсем иначе, гораздо лучше, гораздо свободнее.
— Это я, видишь, Ваня, смотреть не могу, — начал он после довольно продолжительного сердитого молчания, — как эти маленькие, невинные создания дрогнут от холоду на улице… из-за проклятых матерей и отцов. А впрочем, какая же мать и
вышлет такого ребенка на такой ужас, если уж не самая несчастная!.. Должно быть, там
в углу у ней еще сидят сироты, а это старшая; сама больна, старуха-то; и… гм! Не княжеские дети! Много, Ваня, на
свете… не княжеских детей! гм!
Вдруг мы пришли
в большую улицу; тут перед одним домом останавливались кареты и много
выходило народу, а
в окнах везде был
свет, и слышна была музыка.
Всего лучше, если они спокойно сидят
в своих углах и не
выходят на
свет; я даже заметил, что они действительно любят свои углы до того, что даже дичают
в них.
Когда он
выходил из фабрики на свежий воздух, предметы опять сливались
в его глазах, принимая туманные, расплывавшиеся очертания — обыкновенный дневной
свет был слаб для его глаз.
Натаскали огромную кучу хвороста и прошлогодних сухих листьев и зажгли костер. Широкий столб веселого огня поднялся к небу. Точно испуганные, сразу исчезли последние остатки дня, уступив место мраку, который,
выйдя из рощи, надвинулся на костер. Багровые пятна пугливо затрепетали по вершинам дубов, и казалось, что деревья зашевелились, закачались, то выглядывая
в красное пространство
света, то прячась назад
в темноту.
Ромашов
вышел на крыльцо. Ночь стала точно еще гуще, еще чернее и теплее. Подпоручик ощупью шел вдоль плетня, держась за него руками, и дожидался, пока его глаза привыкнут к мраку.
В это время дверь, ведущая
в кухню Николаевых, вдруг открылась, выбросив на мгновение
в темноту большую полосу туманного желтого
света. Кто-то зашлепал по грязи, и Ромашов услышал сердитый голос денщика Николаевых, Степана...
Выходит, что наш брат приказный как
выйдет из своей конуры, так ему словно дико и тесно везде, ровно не про него и
свет стоит. Другому все равно: ветерок шумит, трава ли по полю стелется, птица ли поет, а приказному все это будто
в диковину, потому как он, окроме своего присутствия да кабака, ничего на
свете не знает.
— А впрочем, как бы то ни было, а это достоверно, что Лузгин Павлушка остался тем же, чем был всегда, — продолжал он, — то есть душевно… Ну, конечно,
в других отношениях маленько, быть может, и поотстали — что делать! всякому своя линия на
свете вышла…
Выйдешь оттуда на вольный воздух, так словно
в тюрьме целый год высидел: глаза от
света режет, голова кружится, даже руки-ноги дрожат.
В ноябре, когда наступили темные, безлунные ночи, сердце ее до того переполнилось гнетущей тоской, что она не могла уже сдержать себя. Она
вышла однажды на улицу и пошла по направлению к мельничной плотинке. Речка бурлила и пенилась; шел сильный дождь; сквозь осыпанные мукой стекла окон брезжил тусклый
свет; колесо стучало, но помольцы скрылись. Было пустынно, мрачно, безрассветно. Она дошла до середины мостков, переброшенных через плотину, и бросилась головой вперед на понырный мост.
"Она оступилась, но потом
вышла замуж", или:"она оступилась, и за это родители не позволили ей показываться им на глаза" — вот
в каком смысле употребляется это слово
в «
свете».
Директор одобрил записку всецело, только тираду о страстях вычеркнул, найдя, что
в деловой бумаге поэзии и вообще вымыслов допустить нельзя. Затем положил доклад
в ящик, щелкнул замком и сказал, что когда наступит момент, тогда все, что хранится
в ящике, само собой
выйдет оттуда и увидит
свет.
Было уже около шести часов утра, когда я
вышел из состояния полудремоты,
в которой на короткое время забылся;
в окна проникал белесоватый
свет, и облака густыми массами неслись
в вышине, суля впереди целую перспективу ненастных дней.
— Даже и нравился, — отвечал он, — но это
выходило из правил
света.
Выйти за какого-нибудь идиота-богача, продать себя — там не смешно и не безобразно
в нравственном отношении, потому что принято; но человека без состояния светская девушка полюбить не может.